– Из-за последствий падения?

– Нет, она ударилась не так уж сильно, – покачал головой Джозеф. – Думаю, после того, как семья запятнала себя позором, у нее пропало всякое желание жить.

Я молча кивнул.

– Нам пора идти, – заметил Джозеф, взглянув на Элизабет. – Мы были очень рады вас увидеть. Нам обоим давно хотелось поблагодарить вас.

Джозеф и Элизабет пожали нам руки. Ручка Элизабет оказалась тонкой и хрупкой, как птичья лапка. Попрощавшись с нами, Джозеф повел племянницу наверх, на набережную. Проводив их взглядом, я отметил про себя болезненную худобу Элизабет.

– Как вы думаете, она поправится? – спросил Барак.

– Не знаю. Но, по крайней мере, теперь мы можем на это надеяться.

– Скажите, а с леди Онор вы встречались? – В глазах Барака мелькнуло знакомое мне насмешливое выражение. – Я слышал, она тоже уехала из Лондона.

– Вашей осведомленности можно позавидовать, Барак, – со смехом ответил я. – Нет, я более не встречался с леди Онор.

– Очень жаль, что у вас ничего не вышло.

– Нас разделяет слишком большое расстояние, – с горечью произнес я. – Положение в обществе чересчур много значит для леди Онор. Как и для старухи Уэнтворт, – нахмурившись, добавил я. – Впрочем, к чему об этом говорить. Думаю, мне бы быстро наскучили все эти званые вечера и торжественные приемы. Я предпочитаю оставаться простым адвокатом и заниматься своим делом. Кстати о делах, – со вздохом произнес я, – мне надо, не откладывая, отправиться в Линкольнс-Инн и просмотреть свои бумаги. Процесс Билкнэпа еще не закончен. Я должен обратиться в суд лорд-канцлера.

– Не забывайте, что этим вызовете гнев Ричарда Рича. А он – опасный враг.

– Ничего, я сумею за себя постоять. – Я вдохнул воздух полной грудью. – На то и существует закон, чтобы соблюдать его. На то и существуют законники, чтобы добиваться справедливости. Разумеется, в том случае, когда это возможно.

– А мастера Скелли вы уже видели?

– Да, сегодня утром. Теперь, когда у него есть очки, он стал писать куда более четко. Хотя по-прежнему ужасно медленно.

Я помолчал, глядя на воду, потом негромко произнес:

– Мы, люди, чрезвычайно склонны к тому, чтобы унижать и мучить других людей. Невозможно без содрогания вспомнить, как поступили с Элизабет члены ее почтенного семейства. Но ведь и я мучил Скелли, хотя и невольно. Сторонники Реформации хотели разделаться с папистами, теперь паписты, в свою очередь, хотят уничтожить реформаторов. Неужели этой взаимной ненависти не будет конца?

Я устремил взгляд на север, в сторону Смитфилда, где уже разложили смертельный костер. Я знал, что клубы дыма будут видны на Канцлер-лейн. Для того чтобы сжечь человека заживо, требуется много дров. Трудно превратить живую плоть в пепел.

– Люди слишком охотно смиряются со страданиями, – заметил Барак. – Порой они словно испытывают удовлетворение, ощущая себя жертвами.

– Иногда они просто не в силах противостоять чужой злой воле. И со временем унижение становится для них привычным.

– Возможно, вы правы.

Я внимательно посмотрел на Барака. В голове у меня уже несколько дней вертелась одна идея, но я был отнюдь не уверен в том, что она относится к числу удачных.

– Годфри передал мне все свои дела, да и в моем ведении оставалось несколько исков, – наконец произнес я. – Работы предстоит много и, думаю, вскоре будет еще больше. Склонность, которую жители Лондона питают к сутяжничеству, растет день ото дня.

Одного Скелли мне недостаточно. Мне нужен смышленый помощник, с которым я мог бы обмениваться мыслями и соображениями. Человек, способный производить дознание и выявлять скрытые обстоятельства. Я так полагаю, сейчас вы нигде не служите?

Барак бросил на меня удивленный взгляд. Однако я прекрасно понимал, что удивление это было не вполне искренним. С самых первых мгновений нашей встречи я догадался, что Барака привело сюда отнюдь не только желание поболтать со мной. Скорее всего, в глубине души он ждал подобного предложения.

– Я не собираюсь больше служить сильным мира сего, – пожал плечами Барак. – К тому же в Лондоне каждая собака знает, что я работал на лорда Кромвеля.

– А на меня вы могли бы работать? Вы ведь представляете, в чем заключаются обязанности помощника адвоката?

– Представляю. И думаю, что справлюсь с ними.

– А вы не боитесь оставаться в Лондоне? Ходят слухи, что в Айлингтоне вновь вспыхнула чума.

– В этом городе постоянно чума, – пренебрежительно пожал плечами Барак.

– Должен предупредить, что работа может показаться вам утомительной и скучной. Вам придется привыкнуть к особому слогу, которым составляются деловые бумаги. Отныне вы будете использовать его, а не высмеивать. А еще вы должны научиться не давать воли своим чувствам и неизменно быть вежливым и любезным. Помните, судьи и законники привыкли к уважительному обращению. И прежде всего вам надо отказаться от своей привычки сыпать бранными словами. В качестве помощника адвоката вы уже не сможете величать олухами, болванами и канальями всех, кто вам не по нраву.

– Даже Билкнэпа? – Для такой продувной бестии, так и быть, сделаем исключение. Да, и вам придется обращаться ко мне «сэр».

Барак прикусил губу и сморщил нос, словно последнее мое требование поколебало его решимость. Я не сомневался, что все это чистой воды притворство. За время нашего знакомства я слишком хорошо изучил привычки Барака и теперь едва сдерживал смех.

– Буду счастлив служить вам, сэр, – изрек он наконец.

А потом совершил то, чего не делал никогда прежде, – отвесил мне низкий поклон.

– Превосходно, – кивнул я. – Что ж, идем на Канцлер-лейн. Вернемся к нашим обязанностям и посмотрим, что можно сделать, дабы навести порядок в этом мире. Хотя бы в малой степени.

Мы прошли через Темпл-гарденс. Пред нами тянулась Канцлер-лейн. Вдалеке, в Смитфилде, уже запылал смертельный костер. Река несла свои воды к Лондонскому мосту, где на всеобщее обозрение была выставлена отрубленная голова Кромвеля. А меж Смитфилдом и рекой шумел и волновался город, который, как и всегда, нуждался в правосудии и справедливости.