Несколько часов спустя, когда жара уже пошла на убыль, я сидел в своем саду, в тени увитой плющом решетки. Зевакам на улице я сказал, что на меня напали грабители, чем вызвал немало крепких слов по поводу всякого сброда, поселившегося в бывшем монастыре. Владелец харчевни послал за повозкой, чтобы увезти тело лошади, которое перегородило узкую улицу. Я заплатил вознице. Мне отчаянно хотелось попросить его отвезти труп Канцлера ко мне домой, но я понимал, что это нелепо. Когда старого моего товарища погрузили и повезли на скотобойню, я уныло побрел к реке, чтобы нанять лодку. Мне приходилось то и дело смаргивать слезы, застилавшие глаза. От намеченного визита к леди Онор пришлось отказаться: костюм мой, запыленный и запятнанный кровью, никак не подходил для посещения Стеклянного дома. Да и сам я был слишком угнетен случившимся.

Стоило мне смежить веки, и перед внутренним взором вставали подернутые смертной пеленой глаза Канцлера. Причиной его гибели, помимо потери крови, несомненно, послужили испуг и переутомление. Я горько упрекал себя за то, что по такой жаре гонял старого коня через весь Лондон. Бедный мой друг, такой безропотный, надежный и верный. Юный Саймон не смог сдержать слез, когда я сообщил ему, что Канцлер погиб. Я и думать не думал, что мальчуган так привязан к старому коню; мне казалось, он отдает предпочтение молодой и резвой кобыле Барака.

Снова и снова я вспоминал день, когда купил Канцлера. Мне было тогда восемнадцать, я только что приехал в Лондон. То была первая лошадь, которую я приобрел самостоятельно. Какая гордость переполняла мое сердце, когда я вывел из конюшни белоснежного красавца с широкими копытами. С самых первых дней нашего знакомства Канцлер пленил меня своим умом и кротким нравом. Я хотел обеспечить ему спокойную старость, думал, что последние свои годы он проведет в холе и неге, мирно пощипывая травку на деревенской лужайке. Увы, этим мечтам не суждено было сбыться. На глаза вновь выступили слезы, и я поспешно вытер их рукавом.

За моей спиной кто-то осторожно кашлянул. Обернувшись, я увидел Барака, усталого и запыленного.

– Что произошло? – встревоженно спросил он. – Саймон сказал мне, что ваша лошадь погибла.

Я рассказал Бараку о своем столкновении с наемными убийцами.

– Черт, эти ребята не зевают! – пробормотал он, опускаясь на скамью рядом со мной. – Завтра придется сообщить графу еще одну скверную новость. И откуда только они узнали, что вы собираетесь в эти трущобы? Да, но ведь монастырские здания принадлежат Билкнэпу, – заявил Барак после минутного раздумья. – Значит, убийц подослал этот сукин сын.

– Билкнэп понятия не имел о том, что я собираюсь посетить его владения. Я думаю, Токи просто шел по моим следам. Я вел себя слишком беззаботно и не оглядывался по сторонам. Видите ли, в Городском совете у меня произошел не слишком приятный разговор с сэром Эдвином Уэнтвортом, который вывел меня из равновесия. Кстати, эти два мерзавца прекрасно знают, кто вы такой, – добавил я. – И знают, чем вы занимаетесь.

– Ничего удивительного. Как говорится, слухами земля полнится, – пожал плечами Барак. – А что вам удалось вытянуть из прекрасной леди Онор?

– Я ее не видел. В том состоянии, в каком я находился, мне было не до бесед со знатной дамой.

– У нас осталось всего восемь дней, – напомнил Барак и спросил, пристально взглянув мне в лицо: – Вы что, плакали?

– О бедном Канцлере, – ответил я осипшим от смущения голосом.

– Господи боже, да разве можно так убиваться по лошади, – усмехнулся Барак. – Ну, пока вы здесь прохлаждались в тени и проливали слезы, я не сидел сложа руки. Мне удалось найти человека, которого Билкнэп несколько раз использовал в качестве лжесвидетеля. Этот пройдоха ручался в суде за людей, с которыми первый раз встречался в судебном зале.

– И где же он? – оживился я. Барак кивнул головой в сторону дома.

– Здесь, где же еще. Помимо лжесвидетельства этот олух занимается торговлей всяким тряпьем. Я отыскал его в Чипсайде и привел сюда. Сейчас он ждет в кухне. Желаете с ним поговорить?

Вслед за Бараком я побрел в кухню, пытаясь обрести ясность мысли и присутствие духа. За столом сидел человек средних лет, дородный и на вид весьма почтенный. Несомненно, именно благодаря почтенному виду этого торговца дешевым платьем Билкнэп решил использовать его для своих махинаций. Завидев меня, он встал и отвесил низкий поклон.

– Мастер Шардлейк, сэр, для меня большая честь познакомиться с вами. Адам Леман к вашим услугам.

Я уселся за стол напротив Лемана, а Барак встал поодаль, не сводя с него глаз.

– Перейдем прямо к делу, мастер Леман, – заявил я. – Мне известно, что Стивен Билкнэп, мой собрат по ремеслу, использовал вас в качестве свидетеля.

– Да, я несколько раз давал показания в суде, – кивнул головой Леман.

– Да, вы ручались за людей, которых не видели ни разу в жизни.

Леман пришел в замешательство. Я заметил, что глаза у него слезятся, а нос покрыт сетью красных прожилок.

«Скорее всего, передо мной неисправимый пьяница, – решил я. – Наверняка он не в состоянии должным образом управлять своей лавкой и вечно испытывает нехватку денег. И уж конечно, все, что платил ему Билкнэп, он тратил на горячительные напитки».

– Мастер Билкнэп настолько добр, что выплачивал мне небольшое вознаграждение, – осторожно произнес Леман. – Признаюсь откровенно, я не всегда был близко знаком с джентльменами, за которых давал ручательство. Но мастер Билкнэп заверил меня, что все это весьма достойные люди. И я не сомневался, что поступаю согласно долгу истинного христианина. Господь учит нас быть милосердными и помогать ближним. Вы сами знаете, жизнь в тюрьме – это вовсе не сахар, и потому тот, кто помогает людям освободиться оттуда, совершает благое дело…

– То, что вы совершали, называется лжесвидетельством и является преступлением, – прервал я поток его словоблудия. – Из корыстных соображений вы вводили в заблуждение суд, утверждая, что знаете этих людей, и препятствовали свершению правосудия. Отрицать это не имеет ни малейшего смысла. Кстати, не угодно ли пива, – добавил я совсем другим тоном и кивнул Бараку, который достал из буфета кувшин.